|
::::: ЗВЁЗДНАЯ ПОЛОСА: ЮРИЙ БОГАТИКОВ ::::: |
||
|
|
||
|
ЮРИЙ БОГАТИКОВ: "ГОЛОС – ЭТО ГЛАВНОЕ В МОЕЙ ЖИЗНИ. ВСЕ ОСТАЛЬНОЕ, ДАЖЕ СЕКС, – ТРЕТЬЕСТЕПЕННОЕ!" |
||
|
Вчера народный артист Советского Союза отметил свое 70-летие Вот уже тридцать лет народный артист Советского Союза живет в Крыму на тихой улочке в центре Симферополя, на берегу речки Салгир. Юрий Иосифович – широкой души человек: всегда рад гостям. В квартире его царят тишина, уют и покой. Богатиков вышел к нам по-домашнему, в халате и тапочках. На столе лежала кипа газет – певец начинает свой день с чтения свежей прессы. – Юрий Иосифович, договариваясь об интервью, я понял, что у вас насыщенный гастрольный график, причем вы много выступаете за пределами Украины... – Работы, слава Богу, хватает, много выступаю и в России, и в Украине, но мне абсолютно неинтересно происходящее сегодня у нас. Украинское искусство много потеряло из-за того, что замкнулось на национальной сцене – нет планки сравнительной. Коля Мозговой в одном из последних интервью точно выразился: наша украинская неконвертируемая эстрада вполне самоудовлетворяется – это похоже на мастурбацию, грубо говоря. – Неужели из представителей украинской эстрады никого не выделяете? – Ну почему же, есть достойные люди, но их единицы. К сожалению, Соня Ротару так и не сумела себя реализовать в полной мере. Ее талант масштабнее, чем мы видим. Помню, когда мне присвоили звание народного артиста СССР, а ее представили к Государственной премии СССР, мы как-то беседовали ночью в гостинице "Украина", откровенничали. Я считаю, что София Михайловна, конечно, могла сделать гораздо больше: она молдаванка, и наложение на славянский пласт латинской культуры могло дать очень интересный результат. Раньше благодаря патриотическим песням, которых у нее было очень много, ее и двигали, причем лучше, чем Пугачеву, которая тогда была персона нон грата. Не знаю, может быть, соперничество Аллы и Сони повлияло на многое, я в такие вещи не вникал, хотя Пугачева меня провоцировала на этот разговор, но это было давно. Знаете, на самом-то деле Москва была как бы критерием, мерилом. Так и осталось. Поэтому надо Москву "пробивать" – московское телевидение, московское радио, московскую прессу. А что делать? И почему бы нашей эстраде не ездить в Москву? Я тоже могу поехать... – В качестве проводника? – Не-ет, я могу быть полпредом! У меня есть связи, меня уважают, я умею что-то делать. – Пользоваться своей популярностью приходилось? – Для себя связями никогда не пользовался, только для людей – им я ОЧЕНЬ помогал. В Ялте мог, например, помочь с жильем. Кстати, своим музыкантам я выбил 18 квартир на Южном берегу Крыма. – Какую песню напевали в последнее время? Бывает, какая-то привяжется... – У меня достаточно своих песен, вот свои и пою. Сейчас работаю над новой – молодые авторы принесли блатную песню, называется "Три бомжа". В общем, Гарику Кричевскому делать нечего! (Напевая: "Три бомжа-а-а, это бе-едная наша страна..." – Авт.) У меня сейчас с ногой неприятности, видите, весь перебинтованный сижу. В два часа процедуры (певец извинился и принял более удобное положение на диване. – Авт.). – Юрий Иосифович, вы же могли себе позволить жить и в Москве, и в Киеве. Почему остались на периферии? – У меня было достаточно прочное положение в Киеве. Я был вхож в дом замечательного человека, тогда члена Политбюро и первого секретаря Киевского горкома партии Юрия Никифоровича Ельченко. Тогда на Гоголевской сдавали дом, в котором сейчас живут известные артисты... Мне выделили в нем 46-ю квартиру, и мы уже с Альбиной Ивановной Ельченко ходили, смотрели эту квартиру, я уволился и собирался уезжать из Крыма. У меня была такая система: я жил полгода, весь сезон, в Москве. В гостинице "Москва", в 315-м номере, как сейчас помню. К Киеву после определенных событий я стал относиться осторожно. Случилось это после взрыва на Чернобыльской АЭС, в 1986 году. Я приехал на "Киевскую весну", которую Шарварко делал, исполнял "День Победы". На втором куплете у меня отключилось горло. Никогда в жизни такого не было! И когда я проговорил оставшийся куплет, понял, что надо бежать отсюда. Все бросил: и квартиру, и вещи. Я понял, что, живя в провинции, еще можно сохранить свою самобытность. Здесь не нужно подличать. В Симферополе недавно был Миша Жванецкий, ему задали вопрос: "Почему вы не целуете в зад президента?", на что он ответил в своем стиле: "Я только намереваюсь это сделать и... не успеваю! Кто-то уже целует его. И мне приходится целовать того, кто целует – задницу предыдущему". (Хохочет.) Так что важно всегда оставаться самим собой, а не бросаться из крайности в крайность. У каждого свое место в искусстве, если ты собой что-то представляешь, если держишь позицию, если не сжигаешь свой партийный билет. – А вы со своим билетом что сделали? – А ничего! Я до сих пор член Коммунистической партии. Раньше был членом ЦК. (Кстати, в квартире Юрия Богатикова сразу же обращаешь внимание на забавную вещицу – бронзовый бюст вождя мирового пролетариата на холодильнике. – Авт.) Я не только билет храню, но и взносы плачу и считаю, что идея социальной справедливости – хорошая вещь. – Я знаю, что вы в приятельских отношениях с Зюгановым. – Вовсе не потому, что он коммунист. Мы дружим уже 30 лет. Кстати, вот на этом самом месте, где вы, он сидел, и мой пес Атос у него котлету стащил. Когда Кравчук был президентом Украины, мы вспоминали наше общее партийное прошлое, и он пригласил меня на Банковую, он сидел как раз в кабинете Владимира Васильевича Щербицкого. Я его спросил: "Леонид Макарович, тяжело вам, наверное?" – "А чего?" –"Вот подойдите к окну..." Подошел: "А что такое?" – "Вам видно только небо! А чтобы на землю посмотреть, вам надо нагнуться. Никогда в жизни не нагнетесь ведь и не посмотрите". Он: "А-а-ай, Юрко..." Недавно на дне рождения Вали Купцова забавная история случилась. Выпивали, общались, и так получилось, что мы стояли и разговаривали с Геной Янаевым и Анатолием Ивановичем Лукьяновым. Вдруг я кричу: "Ребята, камера есть свободная?". –"А мы не взяли", – отвечают они чуть ли не в один голос, думали, что-то снимать или фотографировать буду. "Да нет, свободная камера в Матросской Тишине, – уточняю я, – хорошая компания собралась. Гэкачеписты!" Это достаточно серьезные шутки, конечно, но мне позволительно. – Сильные мира сего не скупились на награды для вас. – Не так давно звонили из Москвы, взяли мои данные, собирались какой-то бляшкой наградить к юбилею. Лучше б денег дали, а то пенсия 129 гривен – позор! Народный артист СССР получает 129 гривен пенсии! Мне, конечно, грех жаловаться, я еще могу работать и даже выбирать работу. Кому-то отказывать... Я как-то на Новый год, не было игрушек, украсил свою елку наградами. Даже сфотографировал. У меня есть бюстик Чехова, его нарядил Дедом Морозом. Так что я к наградам отношусь спокойно, где-то даже с иронией. (Телефонный звонок.) Извините! (По телефону: "У меня корреспондент я с ним шис-дю). Харьков. Тоже родной город. Я там последний раз выступал с Гурченко, Мовсесяном и Мулерманом. Мы из Харькова... – Но вы ведь родились в Донбассе? – Да, родом-то я с Донбасса, но после войны мы долгое время всей семьей жили в Харькове. Моя мама похоронена в Харькове, и все там, так что это вторая родина. Кстати, на днях звонил оттуда молодой человек: "Юрий Иосифович, я занимаюсь прокатом артистов..." Перебиваю его: "Это что ж такое? Раньше занимались прокатом велосипедов, стиральных машин, пылесосов, а теперь артистов прокатывают?" – Некоторое время назад газеты обсуждали скандал по поводу крымского гимна, за который вы якобы огромный гонорар получили. – (Ироничный смех.) Вот видите... Просто кошма-ар! Это политические происки. На самом-то деле ни копейки ведь не заплатили! (Тут мой собеседник неожиданно запел гимн: "Го-оры, твои волше-ебны, Ро-о-одина..." – Авт.) – В жизни наверняка часто обижали. Как защищались? – Понимаете, я очень языкатый человек, и у меня аргументация серьезная... – Проблем никогда из-за этого не было? – Н-нет. Боялись, трусили режиссеры, чиновники третьего, четвертого ранга, а высшие чины понимали, что эта смелость идет от искренности. – Словцо крепкое любите употребить? – Уважа-аю. Морфлотская школа (задорно хохочет). Наверное, русский язык не может существовать без мата... – У вас есть какой-то секрет, как сохранить на протяжении стольких лет такой сильный голос? – Особых нет, хотя своим голосом очень дорожу! Голос – это главное в моей жизни. Все остальное, даже секс, третьестепенное! – А что же на втором месте? – Наверное, еда. Правда, было время, когда голос отодвинулся на второй план, а на первом стал алкоголь! Я русский запойный человек. И если пил, то месяц, два, уже даже бомжевал на вокзале. – И такое было? – Да-а, меня мои друзья выручили. Витольд Павлович Фокин – один из них. Просто брали и вытаскивали за уши! Давали работу. – Проблемы с алкоголем из-за чего начались? – Я очень серьезно переживал из-за развала Советского Союза. Моя жизнь была, как красивый сосуд, который кто-то взял и грохнул об землю – он вдребезги! Я не знал, куда идти, что петь. Был в смятении. Понимаете, когда теряешь ориентиры, видишь свой народ и не узнаешь его... Это как раз то время, когда всплыла на поверхность вся дрянь. Конечно, в каждом обществе это есть, но когда она начинает вылезать из подвалов, из помоек и главенствовать, руководить – это кошмар! – Вас что-то может заставить плакать? – В последнее время – да! Плачу, слушая арию Калафа в исполнении, допустим, Паваротти или Толи Соловьяненко. Но это слезы не такие... (Имитируя кавказца: "Мужчина не плачет – мужчина огорчается!" Это в "Мимино" очень хорошо герой сказал. – Авт.) – Вы считаете себя состоятельным человеком? – Машины у меня всегда были. Высшую категорию имел. Начиная от первой ставки в 5 руб. 50 коп. дошел до 202 руб. 50 коп. за сольный концерт. Это была самая высокая ставка в стране. В высшей категории было всего 20 человек, среди них Зыкина, Магомаев. Даже Иосиф Кобзон тогда не получал таких денег. Я самодостаточен! Мне ведь не нужны дворцы и миллионы на банковских счетах. Как-то мне предложили полететь в Чечню. А директор крымской филармонии Эрнст Юдицкий говорит: "Юра, там стреляют!". – "Но бабки хорошие платят!" –"Ну и что? А вдруг застрелят?" –"А если не застрелят!" –"А вдруг застрелят? Представляешь, на твой гроб положат эти деньги и скажут: он их та-а-ак любил!!!" И я не полетел. – У вас как у знаменитости наверняка была масса поклонниц? – Внешне я не очень броский человек, но имел и до сих пор имею влияние на женщин! Начинаю петь – и все... Так что вниманием прекрасной половины обижен не был, сам не понимаю почему. – Вы влюбчивый человек? – Нет. Я был очень закомплексованным. – Наполеоновский комплекс? – Вечные проблемы были из-за небольшого роста. И на характер это, естественно, наложило отпечаток. Из-за роста я и в оперу не попал. Знаете, не очень хочется стоять рядом с человеком, который смотрит на тебя свысока, а для мужчины это очень важно. – Как же тогда объяснить внимание слабой половины? – Кто его знает? Есть одесский анекдот, когда большая женщина вышла за маленького мужчину замуж. В первую брачную ночь слышится ее голос из комнаты: "Абраша, или ляг выше и что-нибудь говори, или ляг ниже и что-нибудь делай!" Это больная тема для меня. А для людей, которые неблагожелательны ко мне, – самая любимая. Мой папа был казак. Он всегда говорил, что маленькое дерево растет в сучок. А вот если женщина нравилась, мне совершенно было неважно, какого она роста. Были, конечно, запоминающиеся любовные приключения, но хвастаться сейчас тем, что САМЭЦ (произносит с кавказским акцентом. – Авт.), не буду. Но все было. Бывали жуткие дуры, но очень возбуждали! Пусть простит меня Господь за "дур". Но и умные женщины тоже бывают очень даже ничего, хотя чаще – трудноперевариваемые, потому что с умной женщиной все время надо держать ухо востро! Были женщины талантливые, красивые, были просто женщины. – Вы ревнивый человек? – Было время, лет до 45-ти, наверное, я был жутко ревнив. Сейчас стыдно признаться в этом, но даже завистлив. Говорят белая, черная зависть – фигня это все! Зависть есть зависть. Она, конечно, адреналин для творческого человека, заставляет его искать, побеждать. Потом произошел перелом какой-то, перестройка, климакс. К тому времени я многого достиг и в 1983 году, когда мне присвоили звание народного, сам себе наступил на горло. Я ведь вел передачу на Центральном телевидении "Для вас, ветераны", участвовал во всевозможных "Песнях", а потом сказал себе: "Ша, Юра, ты сделал все! Уходи! И пой в свое удовольствие!" Начал туризмом заниматься, записями. Появился второй Богатиков, который был постоянно рядом, он мне то дулю показывал, то на ухо говорил: "Стоп, паря! Ты чешешь не в ту сторону!" Я с ним ругался, дрался, а потом сдался. С возрастом мне стало физически труднее жить, а в моральном отношении мне просто, я получаю удовольствие – кайф! – В жизни были поступки, за которые стыдно? – Пару было. Один в детстве. Дело было в ремесленном училище... даже тогда нельзя было таких вещей допускать. (Вздохнув.) В общем, были! – Драться часто приходилось? – Еще бы! Как все люди маленького роста, я норовил доказать истину кулаками. Я ведь даже боксом серьезно занимался, легковесом был. Мухой – мухач! Но потом пару раз мне фингал поставили под глазом, и педагог мой сказал: или петь, или драться! Все. На этом закончилась карьера Микки Рурка. И началась другая... 01 марта 2002 г. Влад Громов
|
||
